форум Сарапульского клуба КОВЧЕГ

Выражение ощущений у животных.

Наблюдая и изучая выражение ощущений у людей и животных, я заметил следующее: повседневно люди, разговаривая друг с другом, сами того не замечая (за собой и за другими), передают и воспринимают одинаковые, однородные выражения во время интересующего их разговора.
Эти однородные выражения или, лучше сказать, одинаковые сокращения и изменения мышц лица – часто как бы застывают на лице и некоторое время, независимо от перемены слов, или, точнее сказать, от образов, проносящихся в мозгу слушающего, остаются, как бы застывая на лице несколько минут. Затем постепенно сглаживаются и исчезают, или иногда переходят в другое положение, и получается иное выражение в зависимости от смысла раз-говора.
Представления, образы отпечатываются на лице и некоторое время удерживаются на нем только тогда, когда внимание сосредоточено до забвения, т. – е. человек слушает инте-ресный разговор, например, об убийстве его знакомого. Подробности рассказа вызывают выражение ужаса на лице слушающего, и когда рассказчик переходит на какие-нибудь мело-чи, не имеющие непосредственного отношения к фактам убийства, то слушающий все-таки не меняет выражения лица и остается с ним некоторое время. Но вот заговорили о другом и у него постепенно сглаживается выражение лица. Момент забвения проходит, он как бы оч-нулся и следит уже за собой и придает лицу своему другое выражение – деланное и часто подобающее данному моменту, т. – е., иначе говоря, симулирует.
Итак, анализируя самого себя, я не могу не сказать следующего:
1) Ужас на лице отражённый, помимо моей воли, есть рефлекс обыкновенный. Чувство и мимика слиты воедино: образ убитого проносится в мозгу с быстротою молнии, я вижу его таким, каким он был со мной в последний раз. Образы сменяются как в калейдоскопе, воспринимаются подробности убийства и тем как бы закрепляется положение мышц лица (поднятые брови, полуоткрытый рот и т. д.). Я несколько секунд не слышу разговора, затем короткое мое: «Как, или что?» отрезвляют меня и я напрягаю себя, дабы поймать новую мысль. Мимика дает возможность судить о состоянии (душевном) живого существа. Объективная психология этого не допускает, но не отрицает полезности для психологии субъективных наблюдений и самоанализа. А. Нечаев утверждает, что хорошим психологом может быть только тот, кто умеет хорошо наблюдать над самим собою, а В. Бехтерев прибавляет: «и кто умеет хорошо воображать» (В. Бехтерев, «Объективная психология». 1907 г., стр. 5).
Рассказчик своими словами зарождает в моем .мозгу новые образы, и старый след ос-тавшегося впечатления сглаживается; с ним сглаживаются и приходят в нормальное положе-ние мышцы лица. Отсюда предварительный вывод, что обыкновенным рефлексом (или без-условным) мы будем считать мимику ужаса (испуга) человека.
2) Вторая стадия наблюдается, когда тот же самый испуг изображает актер на сцене, не переживая его, а лишь сокращая мышцы лица (лба) и открывая рот, – внутренне, психически не переживая испуга.

Рис. 15. Обезьяна «Джипси». Рефлекс «боязливой защиты».

3) Третья стадия: та же мимика, но с переживанием воображаемого состояния. От акте-ра (мимиста) зависит сократить мышцы лица по своему желанию и ничего не переживать, но от него и зависит уметь воображать, представить в своем мозгу образы испуга и мгновен-но его пережить.
Изучая выражение ощущения у обезьян, я подражал мимике лица обезьян, стараясь в этот момент воображать то, что могло вызвать у меня надлежащую мимику (см. рис. 15 – 20). Обезьяну сердили во время процесса фотографирования; сердился и я, вызвал и я в себе ощущение злобы и т. д. Значит, переживание обезьян и выражение ощущения на ее лице со-ответствует моим «произвольным» переживаниям, выражающимся в моей мимике. Отсюда следующий вывод: мы в праве думать, что внешнее выражение животного соответствует его внутренним психическим процессам. За такое предположение объективисты, вероятно, готовы будут решительно высказываться против меня.
Объективисты утверждают, что по внешнему поведению и мимическому выражению ощущений животного нельзя судить о его внутреннем состоянии (психическом), т. – е. мы не имеем научного права сказать, что в данный момент животное радуется, страдает, спокойно и т. д.
Я пытаюсь доказать противное путем сопереживания, сопоставления переживаний че-ловека и животного, исходя из того, что даже объективисты придают громадное значение самонаблюдению и самоанализу. Перед фотографической съемкой служитель злит обезьяну, которая, по-моему, приходит в ярость и огрызается. Я стою рядом с ней и пытаюсь привести себя путем воображения в аналогичное состояние злобы. Фотограф фиксирует на пластинке выраженные состояния у нас обоих (см. рис. 16 и 17). Я анализирую себя и нахожу, что в данный момент довел себя силою воображения до состояния истинной злобы, которая внеш-ним образом запечатлелась в моей мимике. А раз наша мимика, как видно из фотографии, почти до точности идентична, то я считаю себя вправе предположить, что обезьяна чувство-вала почти то же самое, что и я заставил себя чувствовать. Понятно – перемены в различных чувствах происходят у нас, людей не до тонкости одинаково – злоба, радость и т. д. у каждо-го в отдельности, наверное, протекает по своему, в зависимости от предшествующих пред-ставлений в мозгу, и от сцеплений образов и т. д., но сущность одна и та же, а потому и вы-ражения и мимика сходны у всех; даже и у некоторых животных, в особенности тех из них, строение которых походит на человека, проявляется это сходство мимики. Даже у собаки, строение черепа которой далеко разнится от человеческого, и то у нее мимика и пантомима дают некоторые сходства. Возьмем, например, оскаливание зубов во время злобы, растяги-вание губ при смехе, сосредоточенное внимание, сопровождаемое часто особым поворотом головы и т. д. «Даже некоторая мимика», как пишет Дарвин, «у человека имеет свое атави-стическое начало от животных».
Не у всех собак мы видим одинаковые выражения ощущений. У одних пород некото-рые ощущения выражаются в особой степени; у других те же самые ощущения выражаются резче и с некоторыми прибавлениями, например, у борзых, английских гладкошерстных и у обыкновенных густо псовых. Из 19 штук, перебывавших у меня в дрессировке, я ни у одной из них не замечал характерных частых движения виляний задом и хвостом, как у француз-ских бульдогов, фокстерьеров или в особенности у тойтерьеров.
У последних моих выводков – редкостных карликовых тойтерьеров или репинчеров, эти движения, при выражении радости, настолько производились быстро и учащенно, что даже послужили, мне кажется, неправильному развитию задних ног. Постановка задних ног у карликовых тойтерьеров, в особенности у старых, резко отличалась своею неустойчиво-стью, вследствие чего задние ноги отстояли друг от друга шире, чем у молодых, с очень за-метными искривлениями. Затем, при выражении особо сильной радости, эта порода тойтерьеров, быстро виляя задом, улыбалась, поднимала свои верхние губы и показывала зубы вперемежку с вилянием задом и улыбкой; прерывисто чихала от радостного волнения, чаще дышала, вследствие чего и раздражала слизистую оболочку носа. У борзых и у многих пород, этих явлений, при проявлении радости, я никогда не видал. Хотя выражения радости, горя и других чувств у собак проявляются не совсем одинаково, а в других случаях и совсем не проявляются наружу, но все-таки общий корень есть у всех животных, не исключая и че-ловека.
Природа выражения ощущений во многих случаях одинакова. Возьмем, хотя бы, виля-ние задом. Я часто наблюдал, в особенности на балах, как молодой человек подходил к даме, виляя довольно заметно своим задом, изгибая позвоночник в разные стороны, при этом са-модовольная улыбка играла на его лице. Эти виляния задом, если играла в это время музыка, большею частью попадали в такт. Эти движения у человека встречаются часто, хотя и не вы-ражаются так резко, как у животных.
Человек извивается перед начальством, подлизываясь, как говорят; извивается перед женщиной, стараясь обратить на себя ее внимание, а грация движений тела разве не зависит большею частью от развития позвоночника?
Природа этих движений одна у всех позвоночных. Мой дрессированный варан силь-ным хвостом резко выражал свое настроение, и если конец хвоста его двигался в стороны спазматически и неровно, я в этот момент никогда не подпускал к нему моих беленьких мышек.
По движениям хвоста у кошки я знал ее настроение и не рисковал пускать ее работать совместно с крысами. По хвосту животных я узнаю многие душевные переживания, а у бес-хвостых – по их движениям задом, сиречь по изгибанию позвоночника. Собака ярче всего выражает свои ощущения головой и хвостом. Последим немного: собака спит, лежит, свер-нувшись калачиком. Все мышцы тела ослаблены, но вот одно ухо двинулось чуть-чуть, под-нялось. Ухо – первый проводник из внешнего во внутренний мир животного, при закрытых глазах. Хвост в своей основе слабо напрягся, и собака, не меняя позы, поднимает чуть-чуть от пола конец хвоста и вновь опускает на пол. Пауза. Уши, сначала одно, а вслед за ним и другое, напрягаясь, поднимаются и оборачиваются чуть – чуть в вашу сторону. Хвост через несколько секунд начинает шевелиться и уже ясно выраженным движением бьет равномерно по полу; махнул хвост взад и вперед, как половая щетка, и учащенно забился о пол, собака открыла глаза и поднимает медленно голову.
Разве во всех движениях хвоста не чувствуется целая гамма ощущений?
Глаза ваши встретились с глазами собаки. Собака медленно, не спеша, встала. Хвост перестает двигаться, уши напряженно торчат вверх. Встав на ноги, собака замерла: хвост опускается немного ниже спины. Собака, не спуская глаз с ваших, после короткой паузы, перекашивает голову на сторону, как бы желая поставить свои глаза и уши вертикально (выражение сосредоточенного внимания), при чем хвост чуть напрягается, благодаря этому, поднимается выше. Пауза... Но вот вы улыбнулись. Моментально меняется выражение у собаки: голова опускается ниже уровня спины, хвост тоже, опускаясь, начинает качаться, как маятник, равномерно из стороны в сторону.
Собака, приложив уши к затылку, подходит к вам, подставляя голову, как бы пригла-шая вас погладить ее.
В этой короткой сцене ясно выражается то, что внутренние душевные движения сопровождаются игрой позвонков почти каждого в отдельности, в общем всего позвоночного столба, начиная с шейных, грудных и кончая последним позвонком конечности хвоста. Приблизительно можно нарисовать движение и положение позвонков и ушей так (рис. 21).
Обласканная собака тотчас же усиливает движение хвоста в стороны, при чем учащает темп и начинает шевелить спинными позвонками. Повторяю, что гамма позвоночной музы-ки, если можно так выразиться, неразрывно связана с душевными переживаниями животно-го. Это для меня аксиома. Теперь остается расшифровать каждое малейшее движение всего позвоночника, согласовать эти движения с переживаниями и получится ясная картина выра-жения ощущений у собаки и их определение. Понятно, уши, глаза и другие части тела, так же, как и позвоночник, добавляют и дополняют друг друга. Допытываться происхождения и природы движений животных, доискиваться их начальных проявлений не входит в мою за-дачу, тем более, что великий естествоиспытатель и ученый Чарльз Дарвин сам признается в несовершенстве своего труда, даже в рациональном объяснении выражений. Познакомив-шись с трудом маститого ученого, я, признаюсь, остался неудовлетворенным, тем более, что со многим я не могу согласиться.

Рис. 21.

Моя практика и постоянное общение с животными, во время установления различных ассоциаций, показывают на неточности, которыми обильно насыщена та часть книги, кото-рую он озаглавил – «О выражении ощущений у человека и животных».
Не премину указать на некоторые из них: (Глава IV «Способы выражений у живот-ных», стр. 41). «Кролики и зайцы, например, почти никогда не употребляют своих голосовых органов, как только при сильном страдании, как например в тех случаях, когда раненый заяц добивается охотником, или молодой кролик пойман хорьком».
Мои прирученные кролики издают крики при обычной драке, которая у них часто про-исходит, в особенности в период спаривания. Пользуются своими голосовыми органами кролики и зайцы при игре и ссоре друг с другом, издавая особый, тихий, гортанный звук одновременно с фырканьем, похожий на короткое ворчание. Часто добавляют к ворчанию стук о землю задней лапой, служащий им как выражение нетерпения, или недовольства и угрозы. Крольчата в период обрастания пушком издают писк, как и крысы, когда их тревожит мать своим не совсем ловким передвижением в гнезде. Короткое ворчание у зайцев замечалось мною во время дрессировки в трусообмане. Короткое ворчание кроликов и зайцев часто дополнялось стуканьем об пол задней ногой. Это же движение – нетерпения, смешанное со злобой, я встречаю и поныне у различных животных. При долгом неполучении от меня вкусопоощрения, мой верблюд бьет задней или передней ногой о землю, ясно выражая злобу, или нетерпение. Эти движения вначале были мною вызваны моими способами повадко-приманкой и трусообманом. Произвольное выражение нетерпения постепенно переходило в привычное движение уже без чувства досады, злобы и нетерпения. Вовремя данное вкусопоощрение тормозило развитие чувства досады и нетерпения и оставляло одни движения ногами, которые, благодаря частому повторению (зазубриванию), ассоциировались с вкусопоощрением и моими движениями и интонацией моего голоса. Такими же приемами я дрессировал козла, теленка, баранов и т. д. Мой барашек сердито ударял передней ногой сначала об пол, а потом я подставлял и музыкальный мех. При повторных вызываниях этого движения все меньше и слабее выражалось чувство недовольства и под конец совсем пропадало и заменялось только желанием получить вкусопоощрение. Природа этих нетерпеливых движений для меня вполне ясна, и я не могу согласиться с Ч. Дарвином, который приписывает им другой смысл.
Он пишет: «Жвачные – рогатый скот и овцы замечательны по своей слабой способно-сти выражать свои ощущения и чувствования, исключая, может быть, чувствительной бо-ли». Остановлюсь пока на этом. А разве жвачные не выражают, как и собаки, удовольствие помахиванием хвоста, трением своего тела, игру – символическим призывным мычанием и лизанием рук и т. д.?
Мой козел, когда я заставляю его исполнить требуемое, получает вкусопоощрение, и тотчас же выражает удовлетворение частым движением хвоста. Это движение мне всегда и безошибочно дает возможность авансом говорить на сцене: «Ну, Васька, перевернись и хво-стиком замахай!» В редких случаях мне приходится краснеть за неисполнение моего пред-сказания, и то только тогда, когда перед этим движением происходило торможение. А мой поющий бык, не давал ли мне материал для установления ассоциаций? Его мычанье в ко-нюшне – стойле, ассоциированное мною вкусопоощрением, дало возможность заставлять его петь на арене. А мой осел, кричащий по команде во всякое время и т. д.? Да многие животные выражают ясно свои ощущения и мимикой движений, и голосовыми связками, и блеском и тускнением своих глаз. Можно ли вообще сравнивать, какие животные больше имеют выразительной мимики, а какие меньше! Собака, курица, заяц, черепаха, крыса и слон – каждый имеет свои природные данные для выражения своих ощущений.
Как их классифицировать? Мне кажется, можно только разделить на позвоночных и беспозвоночных. Ведь дело – то главное в позвонках, если принять во внимание, что каждый позвонок (сегмент) имеет свою частицу мозга и свои нервы, сливающиеся в общий спинной мозг – в общий позвоночный столб со своими двигательными мышцами и управляются головным и спинным мозгом. Посмотрите на кошку, по-видимому, лежащую спокойно, ни один член ее тела не напряжен, и только кончик хвоста, как червяк, изгибается. Кошка что – то переживает, и эти переживания выражаются движением тела чуть не двумя, тремя конечными позвонками... Вся пантомима собаки выражается главным образом позвоночником с его покровами. Центр внимания для определения ощущений главным образом должен быть обращен на движение и положение позвонков.
На всей поверхности позвоночного столба мы видим, в зависимости от переживаний животного, изменение положения волос у млекопитающих и перьев у птиц. При помощи мышц, мышечных волокон, их сокращением и ослаблением, волосы и перья подымаются и опускаются. Сокращение, вследствие напряжения и ослабления, понятно происходит благо-даря чувствованию. Я посредством воображаемого холода заставляю шевелиться и вставать волосы на моей руке (гусиная кожа, смотри протокол № 11/Е, от 29/VI 1920 г.). Это может служить доказательством, что не только местное внешнее раздражение заставляет сокра-щаться мышечные волокна, в данном случае холод, а и воображаемый холод. Силой моей воли я вызываю заранее определенное ощущение. Животные обладают более развитой спо-собностью владеть своими внутренними органами, чем человек, как то: перистальтикой ки-шок (смотри опыт с морской свинкой, протокол № 1, 5/а), сокращением мочевого пузыря по своему желанию и т. д.
Все это я привожу, как пример потому что для определения выражений ощущений у позвоночных, необходимо главным образом обратить внимание на позвоночный столб, не как на один скелет его, а на весь позвоночник в целом, т.-е. со всеми его мышцами, нервами, покровами и т. д., начиная с черепа (который считают одним из позвонков) и кончая послед-ним позвонком хвоста.
В психике животных позвоночник играет роль, как половой возбудитель. Собаки, а в особенности кошки, при желании ласки, подставляют свой позвоночный столб под вашу руку, при этом особенным образом изгибают его и постоянно норовят одними и теми же по-звонками коснуться вашей руки, приятными для них, одними им понятными, местами по-верхности позвонков.
А разве вы не замечали, обратно, неприятные ощущения, выражаемые на позвоночни-ке, это сдвиг кожи на спине у кошек.
Собака спит спокойно, но вот моя музыка на рояле ее раздражает, и кожа на спине у нее порывисто сдвигается взад и вперед.
Начало всех выражений вы видите в большинстве случаев на позвоночном столбе и близ прилегающих к нему ушах. У слона, когда он начинает сердиться, первым долгом со-кращается позвоночник, изгибается горбом, затем поднимается хвост, и уже потом его хобот свертывается улиткой под нижней челюстью. Кролик, перед тем как от злобы и нетерпения или угрозы стукнуть задней ногой о землю, сокращает и сгибает спину.